Новости о том, что Даль "сдался", бросили лагерь Милкена в дрожь. Адвокаты разрывались между двумя желаниями: или снова и снова повторять, что у правительства против Даля ничего не может быть (потому что Милкен и его сотрудники по определению безгрешны) - или постараться Даля запугать. Он же с совершенно несвойственной его профессии наивностью почему-то решил, что может продолжать работать в "Дрекселе". Но здесь его не только "сослали" со второго - торгового - этажа на пятый, где размещались технические сотрудники, но и предупредили о резком снижении зарплаты - с 23 миллионов в 1988 году до 5 миллионов в 1989. Брат Майкла Ловелл перестал здороваться с Джимом.

Это принесло неожиданные плоды: подвергнутый остракизму Даль еще больше укрепился в своем намерении "рассказать все". Следствие было счастливо: Джим, по роду деятельности профессиональный манипулятор, совершенно всех очаровал - и вдобавок оказался куда более ценным свидетелем, чем могло надеяться обвинение. Он был непосредственным свидетелем инсайдерской торговли во время попытки слияния "Даймонд Шэмрок" и "Оксидентал Петролеум", когда Милкен, располагавший всей информацией, какая только могла быть ("Оксидентал" была клиентом "Дрекселя"), совершал сделки через Боэски. Он рассказал о знаменитом разговоре "под звуки льющейся воды". Он знал все тонкости отношений между Милкеном и ссудно-сберегательными банками. И, конечно, вслед за ним потянулись другие.

Следствие быстро разослало еще с полдюжины повесток. Среди прочих их получили два ведущих трейдера Милкена - Уоррен Трепп и Террен Пайцер. И именно Пайцер оказался одним из самых удачных "приобретений" следствия во всей этой истории. Как выяснилось, Террен Пайцер был в самом центре "незаконно-взаимовыгодных" отношений между Милкеном и Дэвидом Соломоном - управляющим крупной компании по управлению финансами "Соломон Ассет Менеджмент". Соломон был одним из самых верных клиентов Милкена - всегда покупал столько облигаций, сколько ему предлагали. "В награду" Милкен сделал его директором облигационного взаимного фонда* "Финсбэри". Но потом решил, что дал слишком много, и в порядке частичной компенсации потребовал, чтобы Соломон компенсировал комиссионные, которые Милкен платил брокерам за то, что они уговаривали клиентов вступать в "Финсбэри". А Соломон в ответ попросил еще о чем-то, и так постепенно намотался огромный клубок взаимных одолжений, за которыми стояли разного рода нарушения - а в результате страдали рядовые члены фонда и мелкие инвесторы на открытом рынке.

Ни о чем об этом следствие не знало. А Пайцер не только рассказал - но и показал документы, подтверждающие незаконный характер многих сделок. Вдобавок это был эпизод, никак не связанный с Боэски, что само по себе было очень важно: слабым местом следствия по-прежнему оставалось то, что большинство инкриминирующих показаний было получено именно от Ивана, которого юристы Милкена продолжали расписывать как "отпетого лжеца". В общем, Пайцер был почти "слишком хорош, чтобы быть правдой". Милкен чувствовал, что тучи сгущаются и его сотрудники сдаются один за другим. Он становился все мрачнее и мрачнее, и теперь мог за весь день ни разу не показаться в торговом зале - чего раньше просто невозможно было вообразить. Но речи о том, чтобы сотрудничать со следствием, для него по-прежнему не шло.

дальше