Шел "вечер знакомств" для молодых сотрудников Ситибанка.

Роберт Уилкис смотрел на толпу, которая заполняла огромный зал на верхнем этаже небоскреба Ситикорп, и думал о том, что никогда не видел в одном месте такого количества "белых англосаксонских протестантов" в возрасте от 23 до 28 лет с гарвардскими дипломами в кармане. Имеется в виду WASP - White Anglo-Saxon Protestant. Так в течение долгого времени определяли "стопроцентных" американцев. Теперь, в связи с торжеством идеи "политической корректности", словосочетание потеряло положительный оттенок.

Что, их тянет в инвестиционный бизнес тот же инстинкт, который заставляет лосося пробиваться вверх по течению реки во время нереста? Роберт только что удостоился чести пожать руку самого Роберта Ристона - президента Ситикорп, но тот вряд ли даже запомнил его лицо: он был слишком занят рассматриванием имени на значке следующего в очереди молодого сотрудника. Уилкису было неуютно: он чувствовал, что он "не отсюда". И вдруг Роберт заметил человека, который выглядел еще больше не на месте, чем он сам: высокого полного развязного парня, волосы которого были намного длиннее, чем нужно, а костюм был явно куплен "не в том" месте. Уилкис прочитал имя на нагрудном значке: "Дэннис Левайн", подошел к нему и спросил: "Что такой хороший еврейский мальчик делает в таком дурацком месте?". Они разговорились - и так началась дружба, в конце которой был самый грандиозный скандал на Уолл-Стрит со времен Великой депрессии.

В Ситибанке у Уилкиса явно было больше работы, чем у Левайна, и Дэннис часто заходил к нему среди рабочего дня, чтобы поговорить о том о сем - и обязательно ввернуть, что "нам придется самим пробивать себе дорогу, а эти антисемиты все время будут нам мешать". Уилкису всегда казалось, что в Левайне есть что-то трогательное - наивное желание, чтобы его все любили, и уверенность в том, что ему никто никогда не поможет. Так или иначе, они стали часто встречаться и после работы, и Дэннис раз за разом заводил разговор о том, что "он всегда знал, что на Уолл-Стрит есть одна истинная ценность - информация, и что бы нам ни говорили, все ее используют для того, чтобы делать деньги".

Гражданское законодательство США запрещает использовать в коммерческих целях (то есть для извлечения прибыли) "инсайдерскую" (внутреннюю) информацию - ту, которой обладают сотрудники компаний-эмитентов и тех банков и инвестиционных фирм, которые этих эмитентов обслуживают, и которая может повлиять на курс акций компании. Предполагается, что такого рода информация не может быть использована для совершения операций на фондовом рынке до тех пор, пока она не будет опубликована или иным способом доведена до сведения всех заинтересованных лиц.

По закону, Комиссия по ценным бумагам и биржам (Securities and Exchange Commission, SEC) имеет право наложить на лицо, совершившее такую операцию, штраф в размере трехкратной прибыли, полученной от нее. Уголовное преследование непосредственно за это действие не предусмотрено, но поскольку оно обычно сопровождается другими правонарушениями (прежде всего уклонением от уплаты налогов), расследование дела об инсайдерской торговле часто приводит к уголовным процессам и - в итоге - не только к штрафам, но и к тюремному заключению.

И вот однажды Левайн, уже перешедший к тому времени из Ситибанка в "Смит Барни", позвонил Уилкису на работу, назвал некую компанию и сказал: "Не задавай вопросов. Просто купи акции - и все". Уилкис купил бумаг на несколько сотен долларов - а через неделю они взлетели в цене. "Вот видишь, Боб, - сказал Левайн, - я собираюсь о тебе позаботиться". Надо сказать, что так дело впоследствии описывал сам Уилкис. У Левайна все получается наоборот: это Уилкис первым позвонил ему с "подсказкой", это Уилкис вымогал у него инсайдерскую информацию, это Уилкис первым открыл незарегистрированный счет в швейцарском банке и так далее. Даже в книге, которую Левайн написал уже после тюрьмы, под фото Уилкиса стоит подпись: "Боб Уилкис в гостях у нас в Париже в 1979 году. Именно тогда он решил открыть счет в Швейцарии". Впрочем, Левайн не отрицает, что сам он тоже открыл в это время швейцарский счет.

Так или иначе, кто бы ни сделал первую подсказку, на ней дело не кончилось. И у Левайна, и у Уилкиса был доступ к инсайдерской информации: через их фирмы проходило множество клиентов, и часто в банк попадали самые "горячие" сведения. И в конце концов они пришли к решению: коль скоро "все так делают" (то есть покупают и продают акции на основе инсайдерских сведений), то почему бы не делать и им? Главное - не попадаться, и поэтому нельзя не только совершать сделки от собственного имени, но и вообще проводить их с территории США.

Это может показаться излишним, но я хотел бы напомнить, что в США никто не совершает сделок на фондовом рынке за наличные и никто, кроме профессиональных торговцев, не проводит их самостоятельно. У любого человека, который хотя бы время от времени продает и покупает ценные бумаги, есть счет в брокерской конторе, которая и выполняет его поручения на покупку или продажу. Это вам не МММ на улице купить.

Левайн с Уилкисом "изучили проблему" и поняли, что проще всего - открыть счет в представительстве какого-нибудь швейцарского банка на Багамах (это дает двойную гарантию: и швейцарские, и багамские законы строго блюдут тайну личности клиента), и поручить банковскому менеджеру совершать сделки на фондовом рынке от имени банка. Еще лучше - создать компанию и открыть счет для нее. Они договорились о том, что ни один из них никогда не будет использовать информацию, полученную в собственном банке - только ту, которую передал другой. А при передаче информации по телефону следовало пользоваться кодовым именем (почему-то Алан Дарби. Никто из них потом не мог вспомнить, откуда взялось это имя). Левайн признался, что уже провел несколько нелегальных сделок на базе инсайдерской информации и втрое увеличил свой стартовый капитал - 40 тысяч долларов. Но он недоволен тем банком, с которым вел дела еще с парижского периода своей жизни: там задавали слишком много вопросов. Поэтому в мае 1980 года Левайн слетал в Нассау (столицу Багам) и под именем "Мистера Даймонда" открыл счет в банке Лой (Bank Leu). При этом, хотя счет и являлся секретным и личность его владельца не подлежала разглашению практически ни при каких обстоятельствах, в банке пришлось назвать настоящую фамилию, оставить фотокопию паспорта и другие документы.

Личным менеджером Левайна был назначен Бруно Плетчер, которому впоследствии суждено было сыграть немалую роль во всей истории.

Уилкис открыл счет в багамском отделении "Креди Суисс" под именем мистера Грина. Тем временем Левайн как-то разговорился с одним из тех людей, с которыми он часто сталкивался по службе - сотрудником инвестиционного банка "Уочтел, Липтон" (Wachtell, Lipton) Иланом Райхом - и навел его на любимую тему: "все пользуются, так не будем же дураками". Почувствовав интерес Райха, Левайн рассказал ему о "схеме", не называя имени Уилкиса, и предложил "делиться" информацией. За это Левайн будет совершать для Райха операции через свой счет - Райху вообще ничего не нужно предпринимать, только забирать деньги. Единственное, что заинтересовало Райха - есть ли у Левайна другие источники информации. "А как же, - ответил Дэннис, который чувствовал себя почти Джеймсом Бондом и вовсе не собирался называть Райху имя Уилкиса (как, впрочем, и Уилкису - Райха). - Я тебе докажу".

Случай не заставил себя долго ждать. Уилкис, который к тому времени перешел в "Лазард Фрэc" (Lazard Freres), узнал, что "Эльф-Акитэн" (Elf-Aquitaine), гигантский французский энергетический концерн, намерен предпринять враждебное поглощение "Кер-МакГи" (Kerr-McGee) - крупной нефтяной компании, базирующейся в Оклахоме. Это было первое в мире поглощение с бюджетом больше миллиарда долларов. Это был на самом деле БОЛЬШОЙ секрет. Уилкису удалось даже скопировать документы с набросками инвестиционных стратегий, разрабатываемых его банком для "объекта поглощения". Когда Левайн рассказал и показал это Райху, тот был потрясен: было совершенно очевидно, что в скором времени цена акций "Кер-МакГи" резко пойдет в гору и заработать на этом можно очень много.

В итоге Райх, конечно, не устоял. Они с Дэннисом разработали специальный код для передачи информации на основе аналитических сборников Standard & Poor: Райх звонил Левайну в контору, представлялся как мистер Дэвис и говорил: "один, сто десять, четырнадцать". Левайн брал первый выпуск сборника, находил на 110 странице четырнадцатую строку - и знал: вот она, фирма, которая скоро "будет в игре".

В своей книге Левайн дал отчет о многих совершенных по этой схеме операциях - и, надо сказать, иногда ему приходилось понервничать. Например, утром 24 сентября 1980 года он получил от Райха информацию о том, что "что-то происходит" вокруг страховой компании "Джефферсон Нэшнл Иншуэранс": по всей видимости, готовится поглощение. Через пару часов - во время ланча - Левайн позвонил из телефона-автомата на Багамы и дал Плетчеру поручение купить акции этой фирмы на все деньги, лежавшие на счету (около 130 тысяч долларов), а также передал подсказку Уилкису.

В конце того же дня Райх позвонил снова. "Ничего не будет - сделка отменена", - сказал он. Левайн, по его собственным словам, почувствовал, что у него подгибаются колени: это были ВСЕ его деньги. А торги уже закончились, и сделать ничего было нельзя. Левайн честно передал дурную весть Уилкису и отправился домой - можно было только ждать и надеяться. Когда он после бессонной ночи вернулся в контору, делать он ничего не мог: сидел, глядя в бумаги, и ждал, пока начнется торговля. И снова позвонил Райх: "Оказывается, все в порядке". Левайн очнулся, подпрыгнул на стуле, позвонил Уилкису и вообще снова почувствовал, что живет. В этот же день было объявлено, что "Цюрих Иншуэранс" намерена поглотить "Джефферсон", - и акции мгновенно взлетели. На следующее утро Левайн отдал приказ продавать и в итоге получил рекордную на тот момент прибыль: 155 734 доллара (то есть больше ста процентов за два дня).

Так оно и шло. Левайн привлек еще одного "конспиратора" - Айру Соколова, который работал вместе с ним в "Смит Барни". Информация гуляла по кругу, и проигрывали члены "цепи" редко. Осенью 1981 Левайн перешел в компанию "Лехман Бразерс" на должность вице-президента с окладом в 50 000 долларов в год и обещанием бонуса в несколько раз больше, чем зарплата. К этому времени на его швейцарско-багамском счете было уже почти миллион долларов.

дальше