"Немедленно дайте мне Милкена!" - услышала секретарша знакомый голос в трубке и ответила, что Милкен сейчас занят. "Прекратите мне врать, - орал человек на другом конце провода. - Хватит мне этого дерьма! Скажите ему, чтобы он снял эту чертову трубку!"

Разумеется, это был Боэски. Все сотрудники калифорнийского офиса "Дрекселя" терпеть не могли оказываться между ним и Милкеном: Боэски орал и ругался, отказывался верить, что Милкен на самом деле занят, а если его все-таки не соединяли, звонил каждые две-три минуты, пока не добивался своего.

А звонить ему приходилось все чаще: к концу 1983 года он разговаривал с Милкеном 2-3 раза в день. Когда Боэски появлялся в своем нью-йоркском офисе в 7 утра, в Калифорнии было на три часа меньше - но именно в это время на работу приходил Милкен, и они начинали день с трансконтинентального разговора, который давал им приятное ощущение того, что пока все спят, они уже вышли на охоту. Охота была знатной: с деньгами Милкена за спиной Боэски становился все более агрессивным. Ему давно казалось, что роль арбитражера он уже перерос. Ему хотелось респектабельности - и он готов был за нее платить. Он даже говорил, что готов отказаться от классической (и всеми прочими осуждаемой) тактики "арбов" - "гринмейла" (greenmail), когда фирма скупает большой пакет акций некоторой компании в надежде на то, что компания в страхе перед враждебным поглощением предложит выкупить акции по более высокой цене. Мечтой Боэски было стать кем-то вроде "коммерческого банкира" - это куда более солидно, чем быть торговцем.

"Коммерческий банкир" (merchant banker) - британская параллель американского понятия "инвестиционный банкир" (investment banker). Боэски использовал британский термин потому, что в США нельзя быть "инвестиционным банкиром" без инвестиционного банка, а создать банк - значит поставить себя в жесткие рамки государственного регулирования банковской деятельности. Но - какой же банкир без денег. Какие-то деньги у Боэски были (на тот момент - около ста миллионов), но чтобы проводить широкомасштабные операции по поглощению компаний, этого было явно недостаточно. И "Дрексель" с его империей "бросовых облигаций"

оказался превосходным источником недостающего капитала: Милкен заверил Боэски, что сможет собрать для него по крайней мере еще 100 миллионов путем выпуска долговых бумаг. Правда, за удовольствие приходилось платить, и недешево (точнее - 17% годовых), но Боэски был уверен, что "новые деньги" принесут ему такие прибыли, что выплата процентов труда не составит.

Первой из новых сфер, которые решил освоить Боэски, был "выкуп в кредит" - так называемый LBO. Мне никак ничего не удается поделать с тем, что русских терминов категорически не хватает для описания американских "игр". LBO (leveraged buy out) - это такая операция, когда человек или группа лиц покупает контрольный пакет акций компании на взятые в долг деньги - как правило на тех условиях, что залогом под кредит будут сами покупаемые акции, а долг будет выплачиваться из доходов компании. Операция зачастую проводится высшими менеджерами фирмы с целью превратить ее из публичной* в частную.

Каждый раз, когда Боэски приезжал в южную Калифорнию, он останавливался в отеле "Беверли Хиллз" - сентиментально-розовом здании сомнительной архитектуры, которое было одним из символов Голливуда. Гостиницу построили в тридцатые годы, и она очень быстро стала нервным центром "империи грез", куда регулярно приходили на ланч или обед те люди, которые на данный момент были "на коне". У бассейна призраки звезд встречались с живыми звездами: когда-то здесь сидела под зонтиком Грета Гарбо, не снимая платья плавала Кэтрин Хепберн, загорал Грэгори Пек; а теперь прыгал с мостика в воду Эдди Мерфи и потягивала коктейли Ким Бэссинджер.

Но для Боэски дело было не в звездах, а в том, что отель был ЕГО. Как и многое другое, он получил его от жены - Симы. Когда в 1979 умер ее отец, Бен Зильберштейн, большая часть принадлежавшей ему недвижимости была поделена поровну между Симой и ее сестрой Мюриэл. В отеле "Беверли Хиллз", который Бен купил еще в 1974, у каждой из сестер было по 47,5%, а остальные 5% были поделены между разными родственниками. Боэски тихо и особо не торгуясь начал скупать у них акции и к 1981 году получил контрольный пакет корпорации "Вагабонд", которая владела отелем как юридическое лицо. Большой прибыли "Вагабонд" не приносила, но у нее были реальные активы, наличные деньги и репутация консервативной компании - и Боэски решил, что она станет тем двигателем, с помощью которого он перейдет из разряда "торговцев" в категорию "магнатов".

Начались переговоры с "Дрекселем" об эмиссии облигаций. Помимо обычных 17% годовых для инвесторов (покупателей облигаций) "Дрексель" потребовал кое-что для себя: варрантов, дающих право приобрести акции "Вагабонда" (в случае, если Боэски преследовали бы неудачи, "Дрексель" мог вмешаться в управление компанией). Ну и комиссионные за размещение выпуска, конечно. Естественно, сделку заключал Милкен, но руководству "Дрекселя" она не очень понравилась: иметь в качестве клиента "арба" было слишком опасно в плане утечки информации. Исполнительный директор "Дрекселя" Фред Джозеф предупредил всех сотрудников фирмы, что обсуждение любых сделок с Боэски абсолютно недопустимо. Боэски недолго ждал случая попробовать, насколько прочна у "Дрекселя" "китайская стена": он вскоре позвонил самому Джозефу с вопросом по делу, в котором "Дрексель" принимал участие. Джозеф сказал, что ничего не знает и позвонит позже - и позвонил, но уже после того, как интересующая Боэски информация стала известна всем. Боэски попробовал еще пару раз - но Джозеф был непробиваем, и Иван прекратил свои попытки. Да и много ли было в них толку, если он все равно получал информацию от Милкена.

После того, как Милкен организовал выпуск облигаций для "Вагабонда" (позже переименованного в "Носвью"), его финансовые отношения с Боэски развивались по нарастающей: сначала стодесятимиллионный выпуск долговых бумаг для "Боэски корпорэйшн", потом - операция с новой эмиссией акций английского инвестиционного фонда "Кэмбриан энд Дженерал Секьюритиз" (Боэски купил этот фонд для игры на европейских рынках), потом - 67 миллионов для "Фарнсворт энд Хастингс", багамской компании Боэски. Теперь практически весь капитал Ивана был "сделан" Милкеном. Но узнать, чего на самом деле стоит иметь Милкена у себя за спиной, Боэски только предстояло.

дальше