Джона Мулхерена считали одним из самых талантливых молодых брокеров. Его узнавали всегда и везде: ну кто еще, кроме Джона, мог носить разноцветные рубашки-поло и защитного цвета мятые штаны в этом мире полосатых костюмов? Это был его фирменный стиль - и он ни ради кого не намерен был от него отказываться.

Сам Мулхерен был мастером опционных стратегий и прославился тем, что, не имея никакого специального образования, создал одну из первых компьютерных программ для анализа рынка опционов. По Уолл-Стрит пошли слухи о "чудо-аналитике", и кончилось это тем, что Мулхерена пригласили в "команду первой лиги" - инвестиционный банк "Мерилл Линч" (Merrill Lynch) - и пригласил не кто-нибудь, а один из директоров, Дональд Риган, будущий руководитель аппарата Белого Дома у президента Рейгана.

Мулхерену всегда хотелось быть богатым - но ему надо было, чтобы все знали, что он сделал это честным путем. И его карьера в "Мерилл Линч" оказалась одним из редких примеров того, что это все-таки возможно: здесь он стал мультимиллионером еще до того, как ему исполнилось тридцать. Он не отказывал себе в удовольствиях, которые можно купить за такие деньги, но твердо придерживался одного правила: если тебя просят помочь, помоги. И не задавай вопросов. К началу восьмидесятых Мулхерен уже не знал, сколько у него денег - ими управляли его юристы. Он просто просил их сказать, если его расходы станут чрезмерными. Они этого ни разу так и не сказали.

Больше всего Джону нравилось быть "пугалом" фондового рынка: он обожал подначивать арбитражеров, которых называл "толстыми и ленивыми", и говорил, что ест их на завтрак. Любимым трюком был такой: Мулхерен начинал продавать или покупать большие пакеты каких-нибудь акций за пару часов до заранее известного времени какого-нибудь важного сообщения (например, о том, что сделка заморожена или, наоборот, разрешена антимонопольным комитетом). При этом он не знал, какой будет суть этого объявления и, соответственно, его последствия. Но все были уверены, что на самом деле он что-то знает наверняка, - и начинали действовать так же, как он. Мулхерен успевал совершить обратные сделки еще до ожидаемого известия - и тогда его суть его мало касалась. "Арбы" приходили в бешенство, но ничего поделать с этим не могли.

У Мулхерена было правило: никогда не обсуждать состояние дел с представителями инвестиционных банков. Он говорил: "Они вам или соврут, что для вас вредно, или дадут инсайдерскую информацию, что противозаконно". Не общался он и с прессой. Но вот с Боэски дело обстояло по-другому. С ним Мулхерен разговаривал практически каждый день, обсуждал ситуацию на рынке, рассказывал то, что знал. Джону очень хотелось понравиться Боэски - для него Иван был гением "бума поглощений".

А бум постепенно превращался в манию. Никто не мог спокойно смотреть, как другие делают деньги, - и огромные деньги! - покупая компании и затем продавая их. Когда Уильям Саймон купил "Джибсон Гритингс" в 1982 году, а полтора года спустя продал ее с прибылью в 70 миллионов (деньги, вложенные инвесторами, выросли в сто раз), Уолл-Стрит не могла успокоиться. Все вдруг поняли, что вполне можно купить компанию, потом быстро и резко сократить ее расходы (хотя бы уволив половину сотрудников), повысить таким образом коэффициент коммерческой привлекательности - и продать с огромной прибылью. А если у тебя нет своих денег - можно рисковать чужими, то есть стать инвестиционным банкиром, арбитражером или юристом.

В 1981, когда "Дюпон" за 7,8 миллиарда купил "Коноко" - девятую в списке крупнейших американских нефтяных компаний - начался настоящий психоз. Несмотря на цену, значительно превосходившую все предшествующие случаи враждебных поглощений, на "Коноко" было четыре претендента: "Доум Петролеум", "Мобайл", "Сигрэм" и "Дюпон". И всем им были нужны юристы и инвестиционные банкиры в качестве советников. Практически все крупные банки Уолл-Стрит были так или иначе вовлечены в это дело.

А для арбитража история была просто мечтой: акции "Коноко" в мае, когда о поглощении объявила "Доум", продавались по 50 долларов. После атаки "Доум" они поднялись до 65 и продолжали подниматься до августа, когда "Дюпон" скупил-таки их по 98. Дело был верное, но даже здесь Боэски всех удивил. Он не упускал ни одной мелочи, он знал о сделке больше, чем фирмы, в нее вовлеченные, он нанял целую команду юристов, чтобы исследовать возможные препоны со стороны антимонопольного законодательства - и всегда оказывался на шаг впереди остальных. И когда Боэски решился - он швырнул в "Коноко" все деньги, которые у него были, и все, какие смог занять. Итог: Boesky Corporation на этой сделке удвоила свой сорокамиллионный капитал.

Может быть, после этого Боэски расслабился, может быть, ему просто не повезло - но вскоре он попал в историю, после которой надолго стал должником Мулхерена. В мае 1982 Т. Бун Пикенс, один из самых известных захватчиков - "рейдеров", объявил о намерении купить нефтяную компанию "Ситиз Сервис" (Cities Service). Неделей позже у него появился конкурент: чтобы избежать когтей Пикенса, "Ситиз Сервис" призвала на помощь "Галф Ойл" (Gulf Oil), которая в качестве "белого рыцаря"* предложила $63 за акцию. Боэски бросил на рынок 70 миллионов долларов (почти столько, сколько составлял весь капитал его фирмы), скупил акции "Ситиз Сервис" и спокойно ждал развития событий. Лэнс Лессман, который руководил у Боэски аналитическим отделом, утверждал, что "эта сделка так надежна, что я бы даже своей бабушке ее посоветовал".

Странная на первый взгляд формулировка "почти столько, сколько составлял весь капитал его фирмы" - отражение того факта, что никто из профессионалов и мало кто из "серьезных любителей" не совершает спекулятивных операций целиком на свои деньги. Коль скоро акции покупаются в надежде на скорую перепродажу с прибылью, есть все резоны оперировать деньгами, взятыми в долг, - много ли там набежит процентов за несколько дней, да и за несколько недель! Для профессионалов установлены жесткие ограничения на долю привлекаемого заемного капитала - в разные годы для разных категорий фирм они колебались от 1:1 до 1:3 (заемных втрое больше, чем своих).

Вечером 6 августа (это была пятница) Боэски выглядел обеспокоенным: по бирже прошли слухи о том, что "Галф Ойл" выходит из игры, ссылаясь на проблемы с антимонопольным законодательством. Нью-Йоркская фондовая биржа уже закрылась, но на Западном побережье и внебиржевом рынке торги еще шли - и акции "Ситиз Сервис" за час упали на 10%.

Боэски решился: включил "громкую связь" и начал подстегивать сотрудников: "Включайтесь на полную!" Трейдеры лихорадочно пытались дозвониться до Сан-Франциско и Лос-Анджелеса в надежде найти покупателей. Но тут же по биржевому телеграфу пришло официальное сообщение о том, что "Галф Ойл" отказывается от сделки, - и желающие купить "Ситиз" мгновенно испарились.

Это было еще не все: тут же начали звонить кредиторы, требуя вернуть деньги, взятые Боэски на покупку акций. Ситуация становилась критической. У Боэски не хватило бы денег покрыть все обязательства даже в том случае, если бы он продал все имевшиеся у него акции других компаний. 20 миллионов были банковскими ссудами "до востребования" (call loans), то есть банки могли потребовать их обратно в любой момент. Кроме того, были и требования комитета Нью-Йоркской биржи и Комиссии по ценным бумагам и биржам (давайте будем называть ее SEC - по-русски это никак не сокращается, а полное название слишком длинное): нужно было привести дела в соответствие требованиям по балансу между собственными и заемными средствами, иначе фирму могли ликвидировать. Чем ниже падали акции - тем хуже становился этот баланс. Он провел переговоры со своими кредиторами, умоляя их не отзывать ссуды - они вроде бы поддались на уговоры, но не называли никакого конкретного срока. Боэски выглядел бледным, но спокойным. "Это игра, - сказал он Лессману. - Именно так оно и происходит".

В понедельник торги акциями "Ситиз Сервис" так и не открылись из-за огромного превышения предложения над спросом. Специалисты биржи не собирались начинать торговлю до тех пор, пока не станет ясно, по какой цене можно будет найти покупателей. А это зависело и от того, что будет делать Боэски: если он выбросит свои акции на рынок, цена рухнет. А сам Боэски знал: если цена будет ниже $30 за акцию, с ним будет кончено.

Торги открылись на 30 долларах ровно. Но Боэски не мог не продавать - на него давил биржевой комитет, угрожая ликвидацией, - и вынужден был просить помощи у Мулхерена. Тот не только купил большой блок акций, но и смог смоделировать серию сделок с опционами, которая привела показатели фирмы Боэски в норму и спасла ее от ликвидации. Кроме того, благодаря вмешательству Мулхерена Боэски не надо было продавать все акции "Ситиз" (если бы он это сделал, цена упала бы еще ниже).

Интересно, что в итоге вынужденный шаг оказался верным: через две недели "Оксидентал Петролеум" предложила по 58 долларов за акцию. Но Боэски, в итоге все равно потерявший 24 миллиона, чувствовал, что он перед Мулхереном в долгу: если бы тот не помог Боэски был бы банкротом. Когда все кончилось, он позвонил Мулхерену и сказал: "Я просто не могу поверить, что ты сделал это для меня".

Однако Иван чувствовал, что больше он себе такого позволить не может, - тем более что его жена, Сима, вложившая много собственных денег в его бизнес, сказала, что она ничего подобного не допустит. Хорошо, сказал себе Боэски. Есть способы избежать риска и связанных с ним потерь. И позвонил Сигелу: "Привет, Марти. Почему бы нам не пообедать вместе?"

дальше